Моя подрастающая дочь в недавнем разговоре по душам, в тот самый странно-щекочущий момент откровения, вдруг изо всех сил прижавшись ко мне, заплакав горькими огроменными слизинищами, заявила, что очень боится моей смерти, если вдруг наступит война и я умру, а она останется - сама, без меня. Мой маленький любимый человечек семи лет от роду сказала, что не сможет жить, а дальше все слова поглотили слезы. Я, обычно на все ее подобные страхи заявляющая, что пока умирать еще не собираюсь и, мол, можно я еще поживу спрашивающая у нее, вызывала раньше улыбку, а потом смех сквозь проступающие слезинки, не смогла ничего ни сказать - не умея толком врать, - ни съюморить.. Я только крепче ее обняла и прижала к себе.. Позже я что-то ей говорила, успокаивала, старалась как-то отвлечь.. Арина успокоилась, уснула на груди.. А я вспомнила себя.
Бывали времена, когда мне самой было безумно страшно, что я вдруг на всем белом свете останусь одна.. Когда я безумно боялась за родителей. Я не могу сказать, что сейчас я не переживаю, когда не могу сразу дозвониться и услышать голос. Но тогда - беспомощность маленького ребенка, она ужасала. Я понимаю дочку сейчас - я помню все эти ощущения, - и я не могу дать ей никаких гарантий взамен. Я не люблю, я не умею, я ненавижу врать!!.. В любой момент что-нибудь может случиться. Я ее не пугаю, но и прямо не отвечаю - фразы, прикрывающие мою совесть против ангельской наивности ребенка - я рыдать готова, слезы иногда сдерживаются лишь силой откуда-то появившейся воли.. Я знаю, что моя ложь бегущей строкой в моих глазах мелькает даже для нее, пусть она этого пока и не осознает. Да и тем, кого любят, не врут. Ни под какими обстоятельствами.
Так или иначе я стараюсь ее готовить к тому, что меня не станет раньше, чем ее - и это правильно. Родитель не должен переживать своего ребенка.. Но не сейчас - потом, много лет спустя.
И уже даже не раз и не два, возвращаясь домой с очередных гуляний, идя дворами по своему району, я то и дело оглядываюсь, а видя за собой тень, ускоряюсь, готовясь к возможной атаке. Это страшно. Страшно не оправдать надежд ребенка, не исполнить данного обещания. В этот самый момент мне не страшно за свою жизнь. Мне страшно, что я подведу Арину. Что я не смогу ей помочь, когда она будет нуждаться. Просто потому не смогу помочь, потому что буду гнить в гробу или пеплом пребывать в вазочке. Мне страшно, что я разочарую ее доверие, синим океаном разливающимся в ее глазах, на меня смотрящих. Моя главная работа - быть рядом, помогать и оберегать, а не мертвой где-то лежать.
Наверное, это и есть родительский инстинкт. Мне не страшно умереть за нее, мне страшно не смочь ей помочь, когда она будет в этом нуждаться, если вдруг я умру раньше времени...